«У нас мир проектов!»

Сегодня я публикую второе интервью с макроэкономистом и специалистом по теории управления Кямилем Аскерхановым. Обладая большими знаниями и большим жизненным опытом, полученном в разных странах и сферах, Кямиль имеет свой взгляд на многие явления и события, выступая с экспертными оценками в разных странах и на разных площадках.

Интервью состоялось несколько дней назад, но подготовка к публикации — дело не быстрое. Буду рад вашим комментариям под этим большим, но очень интересным текстом.

— Кямиль, я рад Вас снова видеть!

— Я Вас тоже.

 

— С нашего прошлого интервью прошло полтора года, кажется, что столько всего произошло и мир изменился, но на самом деле ничего не случилось: мир не поделился на зоны, доллар не умер, а вполне себе жив-здоров и даже весьма упитан. Рубль растет, ну и т.д.

— Лично мое мнение, что мир как раз делится. И все наблюдаемые события связаны как раз с этим. У Вас взгляд немножко другой, но я вижу мир как делящийся, и все что происходит — происходит в рамках распада общей глобализации.

 

— Как Вы оцениваете, когда это все станет очевидно всем?

— Ну, мне трудно предсказывать сроки, поскольку не я принимаю решения. Но факт, что это происходит. Во-первых, некогда единый Запад разделился как минимум на два, а если точнее, то на три лагеря. А все остальные ждут, чем все это кончится. А экономический кризис никуда не делся, все идет своим чередом и пик, скорее всего, придется на этот год. С обвалами рынков и прочим. Мы находимся в такой ситуации.

 

— Ну, обвал рынков — да, экономический кризис виден, но финансового кризиса, деления на какие-то зоны — этого не видно.

— Еще раз объясняю. Когда произойдет полномасштабный кризис на фондовом рынке, встанет вопрос, может ли существовать эта система. Очевидный ответ — нет. Причем это уже знают и хозяева этой системы. Вопрос в том, как будут переходить из одного мира в другой. И тут разделение идет на несколько разных частей, которые в принципе и борются между собой. Ультра-Глобалисты за сохранение долларовой системы и этим самым уничтожение полностью экономики США, т.е. «новый мир за счет США».

Они хотят перехватить инициативу и сделать новую мировую валюту уже вне государств. То есть, должна быть какая-то надгосударственная структура. Некоторые считают, что она будет на базе ООН, но есть и другие варианты.

А национальные силы, которые пришли к власти в США, они, конечно, за сохранение США и реиндустриализацию. И им придется отказаться от доллара как мировой валюты, иначе просто невозможно сделать то, что они хотят.

Но есть и третья группа, которая считает, что мир просто поделится на валютные зоны. И это более реально. Тут нет никаких «хотелок», тут есть объективный анализ.

 

— Ну, здесь возникают два вопроса. Во-первых, какой им смысл продолжать держать глобальный доллар и уничтожать экономику США, ибо рано или поздно она погибнет, и что тогда? А во-вторых, ну, рухнут фондовые рынки — и что? Это ведь дутые деньги! Ну, не будет у Билла Гейтса на счету сколько-то миллиардов — ну и что? Реальная экономика ведь все равно будет работать в этих условиях, разве нет?

— Она не может функционировать, потому что нет инвестиций в реальный сектор экономики. А нет по простой причине: потому что доходность фондового рынка выше, чем реальной экономики.

— Но она не будет выше, фондовый рынок же рухнет! Значит, останется как раз реальная экономика?

— Когда рухнет фондовый рынок, это приведет к большому коллапсу, пример — депрессия 30-х годов в США. Только тогда это было локально, в самих США, а сейчас это затронет весь мир, т.к. доллар — валюта мировая. Вот и ответ.

 

— Ну… Я понимаю, что Вы разбираетесь в предмете больше, чем я. Но опять же, фондовый рынок это дутые деньги, просто написанные на какой-то бумажке. А реальная экономика — это реально.

— Но она же падает.

— Вот! А реальная экономика действительно падает по миру?

— Естественно.

— А за счет чего же товары производятся? Дефицита не наблюдается.

— Ну, во-первых, дефицит некоторых товаров наблюдается и цена на многое сильно растет. А во-вторых, это же не одномоментно происходит, это структурный кризис. Это значит, что экономика падает плавно, но неравномерно по отраслям.

 

— Я слышал, что Америка собирается угольную промышленность возобновлять, да и Россия вроде тоже. А что, не хватает всего остального?

— Ну, во-первых, есть нехватка электроэнергии под задачи цифровизации, генерации не хватает. В России хватает, даже есть некоторый избыток. И в новостях было, что Россия будет экспортировать уголь для нужд того или иного региона мира, а не запускать угольные электростанции.

 

— Может быть и так. Но вот Вы говорите, что энергия нужна для цифровизации. А цифровизация фактически построена на ИИ, который ее очень много потребляет. Ну не хватает — и не надо, зачем это реально нужно-то? Мне вообще кажется, что сейчас идет гонка ИИ как когда-то была гонка вооружений. Тогда между СССР и США, сейчас между США и Китаем…

— Во-первых, не существует никакой гонки, во-вторых — да, это нужно не только для цифровизации, но и для искусственного интеллекта, только интеллект надо брать в кавычки…

— Ну да, я так и ставлю его в кавычки, когда в своем блоге о нем пишу…

— Ну что сказать, дело не только в этом. Обе группы, которые претендуют на мировое господство, планируют сделать цифровые деньги. Одна на блокчейне криптовалют, другая на валютах центробанков, но в любом случае это огромные вычисления, вот вам и энергопотребление…

 

— Ну, тут вопрос не только в энергии. Если все транзакции в мире перевести на блокчейн, то тут никаких ресурсов не хватит, просто компьютерных! Процессоры, память и т.д.

— Нет, там нужны правильные алгоритмы! Тогда не будет такой ресурсоемкости.

— Но алгоритмы уже есть какие есть?

— Нет, почему, алгоритмы с каждым днем совершенствуются, с каждым часом. Вы не смотрите, что там у вас на ChatGPT или чем-то подобном, это вообще не имеет отношения к тому, что реально делается. Существуют очень сложные и очень продуктивные системы, которыми пользуются и спецслужбы мира, и не только…

 

— А давно они существуют?

— Ну, это начинается еще с компании Palantir, где-то с 2005 года… Это есть и в США, и пара компаний есть в РФ, и в Китае… И если в США это все распиарено, потому что нужно выходить на фондовый рынок, то китайские компании финансируются правительством и им это особо не надо. Ну, а в России пиариться просто не умеют… Поэтому нам кажется, что это все существует только в Америке. Да, это не существует в Европе, абсолютно! То есть, этот регион, который заявлял о себе как об очередном «Центре мира», элементарно отстал даже в этом, не говоря про вооружение и т.д. Они отстали полностью от всего.

 

— То, что отстали — видно, но вопрос не в этом. Получается, что весь этот ИИ — это просто для отвода глаз?

— Конечно.

— То есть, чтобы люди знали, что есть что-то такое, а что на самом деле — не знали?

— Ну, естественно, зачем вам знать?

— Любопытно.

— Ну, тот, кому любопытно, тот найдёт, в чём дело. А кому не любопытно, тот пусть просто кушает новости, которые нам дают СМИ.

 

— А что вы хотели сказать насчёт идеологии? Вот вопрос. Это действительно тема важная, я её как-то затрагивал тоже, но есть какие-то вопросы о том, какая будет идеология, насколько она нужна в этом новом мире? Что здесь слышно в этом плане?

— Ну, давайте порассуждаем, это всё-таки более философский вопрос, поэтому тут без рассуждений не обойдёмся, как говорится. А смотрите, это же мы затрагивали тему именно идеологии, новой идеологии в Азербайджане. Ну, она обозначена как новая национальная идея, президент уже больше 2 лет назад сказал, что мы должны ее разработать, но она никем не разрабатывается.

Нет, конечно, разрабатывается, и кто-то представляет свои концепции. Конечно же, я уверен, что это есть, но, видимо, что-то не то, то, что не принимается. Понимаете? Для того, чтобы понять, что писать, как писать идеологию вообще, что это такое, нужно понять фундаментальные вещи. То есть, надо определиться с тремя вопросами: «Кто мы?», «Куда мы идём?» и «Зачем мы идём?». Вот на этих трёх вопросах, если вы дадите ответы, вы можете построить свою идеологию. Мы не можем ответить даже на вопрос «кто мы», хотя это можно подогнать даже. Но нету основной цели: куда мы идём и зачем идём? Вот какая идея, экономическая в первую очередь, должна лежать под новым этим проектом, как говорится, идеологически?

 

— Ну, экономическая идея всегда только одна: увеличение благосостояния народа. Собственно, тут нет вариантов.

— Давайте так, не благосостояние народа, а благосостояние элит.

— Ну, в идеале народа.

— Нет, нету идеала. Давайте говорить честно — состояние элит. А на чём оно должно строиться? Что оно есть, что мы должны? То есть, у нас был один ресурс за эти 30 с лишним лет, который приносил 400-процентную прибыль, на добыче и продаже нефти. В нём задействовано было порядка 80000, ну, даже, будем грубо говорить, со всеми сопутствующими, 100000 человек. При условии, что у нас 10 миллионов. То есть, это сколько у нас получается?

— Один процент…

— Один процент населения обеспечивал всю валютную выручку страны, то бишь, весь золото-валютный запас страны. На чём эта страна и держалась. Всё остальное было импортировано. Даже у всего, что здесь производится на сегодняшний день, все компоненты, по большей части, импортируются.

 

— Хотя могло бы так и не быть.

— А вот это могло, не могло… Тут несколько есть вариантов. Это не от того, что там желание или не желание. То есть, в момент, когда развалился Советский Союз, каждая из стран, которые входили в него, получили так называемую «независимость», а в реале мы просто ушли от одной системы — советской — и вошли в более крупную мировую систему разделения труда. В рамках этой системы разделения труда, она же это и долларовая система, она же и Бреттон-Вудская система — как хотите, её можете назвать. Но в рамках этой системы существует разделение труда. Вот нашей стране ещё очень сильно повезло.

Повезло в том, что был ресурс, который был востребован на мировом рынке и который при определённых стечениях обстоятельств, можно сказать, при определённых политических договорённостях и умелом руководстве тогда Гейдара Алиева, у нас получилось продавать этот ресурс на международный рынок. Потому что есть страны, у которых есть такие ресурсы, но они не могут его продать. Тем не менее, у нас получилось.

Но у каждой такой договорённости есть издержки. Вот в рамках этих издержек мы получили, что мы можем только вот добыть этот ресурс и продать его. А остальное всё ты должен купить. Мы не одни в таком состоянии находимся, и очень многие страны в таком состоянии находятся. Ну это вот предисловие, что было. А теперь мы поговорим о том, что должно быть.

Сначала, опять же, мы должны обозначить, что вот эта страна Азербайджан, находящаяся на определённом географическом пространстве, — что она может делать, что будет интересовать хотя бы, не говорю в мировом масштабе, хотя бы на региональном уровне, который может заместить убывающую добычу нефти и газа, это, в конце концов, не вечная штука? То есть, вот что мы можем такое сделать? Вот, как вы считаете, что мы можем делать, чтобы сохранить те же самые доходы страны, тем самым поддерживать уровень населения, доход населения, и, как бы, сохранить текущий, как говорится, строй, будем говорить так.

 

— Ну, я, собственно, писал уже об этом сам. Во-первых, прежде всего, конечно, мы должны обеспечить свою продовольственную безопасность. То есть мы должны всеми силами развивать сельское хозяйство, в том числе производство удобрений, ведь у нас есть возможность такая в принципе. То есть, это мы точно можем и должны делать, как минимум. А во-вторых, что касается промышленных товаров, ну тут, конечно, надо подумать, то есть, рассчитать и так далее…

— Нет, я сейчас имел в виду не то, чтобы себя обеспечить, полностью сделать продовольственно обеспеченным. Во-первых, это невозможно. Слишком маленькая территория, да и не чернозём, и не равнина. Не хватит у нас территории для того, чтобы достаточно обеспечивать продовольственную безопасность. Конечно, можно всякими ухищрениями с помощью повышенной производительности того или иного продукта, но это не очень хорошо влияет на экологию. И опять же, весь спектр вы не сможете охватить. Это раз.

А во-вторых, я говорил о том, что мы можем такое делать, чтобы мы, продавая свою продукцию хотя бы на региональном уровне, получали, грубо говоря, там валюту какую-то. Ну да, валюту, на которую мы можем пойти и купить то, чего у нас не достаёт. Вот элементарная экономика.

 

— Ну, опять же, мы маленькая страна. Мы не можем производить самолёты, это понятно. Мы ну, могли бы, может быть… Вы понимаете, тут вопрос опять-таки, это же глобальный мир. То есть, мы должны, по идее, производить…

— Глобализация заканчивается!

 

— Нет. Я хочу сказать, что, так или иначе, но любое производство современное техническое требует множества комплектующих. И опять же, где мы возьмём эти комплектующие? Мы можем сделать вагоны. В принципе, у нас вагоностроительный завод есть, или машиностроительный. Пожалуйста. Но комплектующие где взять? Опять же, мы их будем производить?

— Ну, комплектующие для того, чтобы делать вагоны — это элементарная сталь. Есть сталелитейный завод. Для этого ничего сложного нет. Для этого нужно желание.

 

— Для того, чтобы делать автомобили, в принципе, тоже, хотя там электроники много.

— Нет, автомобиль — это очень сложная штука и очень длинная цепочка разделения труда. Вагон не очень длинная, даже очень короткая.

 

— Да, но вагонов так много не нужно, тут второй вопрос.

— Нужно и довольно-таки много: мы же как бы ещё находимся на таком перекрёстке, что мы вписываемся в эти логистические коридоры как с востока на запад, так и с севера на юг. Вот хотя бы элементарно обеспечить эти коридоры…

 

— Ну это, да. У нас, я так понимаю, был вагоноремонтный завод. Его закрыли или перенесли, или что?

— Ничего нет. И депо нет. Нормального.

— Вот. А спрашивается, почему? То есть, это-то должно быть? Это ж не сложно.

— Ещё раз вам ответ: потому что в этой стране всё заточено на экспорт углеводородов и получение денег, валюты за это. И на эту валюту мы купим всё, что угодно. Это идеология такая!

 

— Ну хорошо, это было, но все же понимают, что это заканчивается?

— Это идеология. И она сидит в головах. Вы ничего не сможете с этим сделать, пока вы не поменяете тех самых управленцев, которые сидят с этим. И тут мы приходим к основной цели, как идеологии. Для того, чтобы вы построили какую-то идеологию, вы должны воспитать людей под какую-то идеологию. У нас этого нет.

— Ну, да, у нас нету, и нас, собственно, и воспитывать некому…

— Ещё раз: если будет поставлена задача, то будет кому и воспитывать. Нужно решиться. Поставить задачу. А для того, чтобы поставить задачу…

— Нужно осознать, что это нужно.

— Нужно, и надо понять. Нет, то, что осознали, что это нужно, уже же было сказано президентом. Но я так понял, что Азербайджан просто смотрит, как будут разворачиваться события на мировой арене. Чья сила победит. Кто победит — к тому и примкнём. Вот идеология на сегодняшний день этой страны.

 

— Я понимаю, но можно опоздать…

— Ну, это вот можно, не можно, кто какое решение принимает. Это разные вещи, понимаете? Это, ещё раз говорю, это зависит от людей, принимающих решения. На них влиять ни я, ни вы, мы не можем. И для этого существуют советники, которые советуют. Тут, как говорится, в своём отечестве пророков нет, и это везде так. Это не только у нас. Поэтому когда я выступаю, я стараюсь, чтобы меня представили, как независимого эксперта. У нас мир проектов. И я понимаю, какие проекты как действуют. А страны к этому никакого отношения не имеют. Даже Соединённые Штаты Америки, или Россия или Китай, никакого отношения к проектам не имеют.

 

— Да, но мало того, если Вас послушать, получается, что все эти проекты, к тому же ещё и не слишком привлекательны, скажем так?

— Ну, как это не слишком привлекательны? Не привлекательные для кого?

— Для нас, простых людей, для Вас.

— А для простых людей никогда проект не может быть привлекательным. Вам могут рассказать что-то привлекательное, но оно не будет правдой, потому что правда сурова.

 

— Ну, мы же не верим в то, что нам рассказывают…

— Вот мы сидим вот с вами в этой комнате. Представьте себе, что мы сегодня с вами собрались для того, чтобы придумать какой-то проект, чтобы где-то там получить денег, больше власти. Нас будет интересовать, что будут думать о нас в соседней комнате?

— Нет, конечно.

— Ну вот, о чём вы говорите? Ну поэтому вот об этом речь и идёт. Мы наоборот, будем скрывать ту информацию, чего мы хотим добиться и будем рассказывать то, что будет ласкать ухо всех остальных. А на самом деле, делать то, что нам нужно. Таков мир. И он был всегда таким, и будет таким. Потому что человек такой.

 

— Да нет, это я понимаю. Как бы человек, он за тысячи лет не поменялся, фактически.

— Он не должен поменяться. Весь смысл этой игры в этом.

 

— Ну, не должен с чьей точки зрения? С тех, кто играет, да.

— Ну, так же этот мир был устроен изначально Создателем. Не человек же создал человека, а Создатель создал человека.

— Но каким он его создавал?

— Ну, таким его и создал.

— А вот это спорный вопрос. 🙂

— А, нет, а что, мы такими стали, что ли? Нет. Вы сами сказали, что за тысячи лет мы не изменились, значит, мы такие и были.

 

— Да, но что было до этих тысяч лет?

— А вот мы не знаем ничего, что было несколько тысяч лет назад. Поэтому, давайте исходить из того, что мы знаем, а мы знаем, что этот человек не изменился. И суть человека не может измениться, потому что в нём заложены такие противоречия, которые способствуют этой игре.

— Ну, да.

— Иначе было бы скучно.

 

— Ну это понятно. Бог смотрит кино. Ему нужны и герои, и злодеи, так сказать, понятно. Естественно, каждый играет свою роль.

— Всё верно.

— Жизнь — театр. Да, но дело в том, что хотелось бы как-то в сценарии поучаствовать, в создании сценария. 🙂

— Ну как бы это такое…

 

— Это есть, знаете, интерактивный театр сейчас существует, когда зрители принимают участие в спектакле.

— Да, это возможно. Это возможно, выдвигая правильные идеи. Но я Вам ещё раз говорю, правильные идеи, которые вы хотите выдвигать или выдвигаете, они не будут услышаны в рамках такого малого пространства, как какая-то страна. Это, может быть, будет услышано на государственном уровне. И тогда реально, если вы предложите какой-то план какой-то реализации чего-то, то кто-то может к Вам прислушаться. Такие примеры в моей жизни были не раз.

— Да, чтобы кто-то там где-то очень далеко слушал то, что говорят где-то там очень внизу?

— А Вы считаете, что там кто-то где-то, который сидит наверху, он в иллюзиях, что ли, живёт? Он сидит точно так же в каком-то клубе, как и мы с Вами здесь, и решает вот эти проблемы. Есть механизмы воздействия. У меня нет такого механизма воздействия. У Вас нет того механизма воздействия. У них есть этот механизм воздействия. Но, тем не менее, у них тоже бывает кризис идей. Ты можешь подкинуть что-то. Поэтому, ну, наивно, если ты играешь в эту игру, наивно отождествлять себя с каким-то государством. Тут вопрос идёт о человечестве.

 

— Да, я понимаю. Тут о глобальных судьбах мира вопрос, естественно. М-м-м, да. Ну, что могу сказать. Пока что мы видим то, что мы видим, и видим, что? Видим узкие конфликты между двумя странами там, двумя странами здесь, плюс Ближний Восток, и сейчас всех волнуют перспективы этих конфликтов, потому что всем надоели войны. Все хотят нормальной мирной жизни.

— Ну, ближайшей мирной жизни даже не предвидится. Всё только начинается. А этот передел мира начался, если так рассуждать, где-то в 2013-14 годах. Ну вот, прибавьте 30 лет, тогда он примерно должен закончиться. То есть, это конец модели капитализма, который, грубо говоря, накопление капитала. Вот так всё крутится. Каждый раз этот какой-то такой вот строй, он всегда начинается и заканчивается тридцатилетней войной. Вот эта тридцатилетняя война и идёт.

 

— Но почему так долго-то?

— Ну, потому что так. А как Вы думаете? Хотя бы одно поколение должно сгореть в нём. Ну вот всегда всё новое рождается в крови. Это нормально, это всегда.

 

— То есть, надо 40 лет ходить по пустыне, чтобы…

— Ну, что-то в этом роде, да. Вот что-то там в этом роде, там два поколения, где-то. Ну, это всегда так. То есть, нам просто повезло, кому в кавычках, кому без, родиться и жить в том мире, в состоянии, когда идёт вот этот передел. Это так, если на верхнем уровне.

Если пониже спустимся по смыслу, и объяснять, что происходит, то это, опять же, происходит экономический кризис, где должно быть перераспределение богатств, будем говорить так. Собственность тоже будет перераспределена, ну только уже в мировом масштабе. Если ещё ниже чуть спуститься, идёт борьба за глобальное американское наследство.

То есть, вот что сейчас идёт? Я говорю, что мир делится на зоны, и все конфликты, что происходят, — это борьба за «пакс Американа». Кто какой кусок себе отхватит? Кто какие логистические пути себе выстроит? А выше там, как говорится, страны, которые с большими ресурсами или более сильные, они хотят просто контролировать. Ну, вы строите свою дорогу, а вот точку входа или выхода буду контролировать я. То есть, мы жили в мире процентщиков.

— Ну?

— Кредитный мир. Мир процентщиков был. Мы из этого мира трансформируемся в мир оценщиков. То есть, ты оцениваешь каждый продукт. Тот, кто может оценивать каждый продукт и назначать ему цену. Вот мы движемся туда. То есть, власть от процентщиков уходит к оценщикам.

 

— Как я понимаю, собственно говоря, оценщик — это тот, кто контролирует вот эту вот логистику, потому что он определяет, сколько заплатят за то, чтобы провести товар через его путь.

— Нет, нет. То, что вы имеете в виду узкие места, контроль узких мест, это другая история. Это, грубо говоря, ты снимаешь плату за проход — это как бы плата за безопасность. А точки входа и выхода, грубо говоря, это ты будешь покупать товар на этой точке. Ну, если в нашей истории покопаться, то, в принципе, Баку был одним из таких центров когда-то, когда караван, приходя там с востока сюда, размещался в караван-сараях. Обычно был перекуп товара, некий такой базар. То есть, было такое, товар пришёл, здесь скинул, а они купили какой-то другой товар, ушли к себе, а эти дальше. Ну вот так.

Но на самом деле сегодня, на сегодняшний день, выстраивается такая конфигурация… Давайте как пример сейчас возьмём Европу, она более актуальная, все туда смотрят. А создаётся такой пояс поставок энергоресурсов или каких-то там особых материалов в Европу, где выстраиваются разные логистики. Там вот срединный наш коридор раньше был, ещё через Россию поставки в Европу, поставки с Ближнего Востока в Европу и с Северной Африки в Европу.

Ну вот смотрите, что творится, например, с Северной Африкой: Алжир и всё вокруг, и Ливия, нестабильная ситуация, соответственно, ещё идёт выбор, что да как будет, кто будет контролировать. Пока война там идёт за это. То есть туда же и привлечена Россия, и Турция. И сирийские власти сейчас ещё будут там своё орудовать. Может быть как в рамках договорённости с Россией даже. Как бы тоже помогать им. То есть, вообще всё, что я вижу, это выстраивается картельный сговор энергетических держав.

И первые переговоры между Россией и Соединёнными Штатами недаром прошли в Саудовской Аравии. Они были не про Украину, вообще. То есть если там говорилось про Украину пять слов, а может быть и нет. Это разговор о картельном сговоре энергетических держав. То же самое определение цен. Кто за какой регион отвечает, как будут согласовываться цены, для какого региона сколько. Вы понимаете, что это три основные державы, которые контролируют большую часть всей нефти в мире.

 

— Однако по запасам, как я понимаю, есть страны, которые более богаты, чем Россия, например. Ну, я не знаю, Венесуэла, Иран, там как бы тоже немало.

— Нет, нет. А вот, по поводу Венесуэлы и Ирана сейчас мы поговорим. На первом месте Соединённые Штаты, на втором месте там с переменным успехом идёт то Саудовская Аравия, то Россия в зависимости от разведанных месторождений. Только потом все остальные идут. То же самое по газу. Газ это Россия, потом Катар уже идёт и что-то в этом роде. Ну, то есть там это огромный объем.

— Не Туркмения?

— Туркмения тоже имеет, но это всё меньшее количество. Это во много раз меньше. То есть вы не представляете, какие запасы там. Соответственно те страны, которые имеют такие запасы, имеют вооружённые силы, чтобы обезопасить их. Соответственно, они в более привилегированном положении находятся по отношению к тем, у которых даже бОльшие запасы, но она не может защитить их. Соответственно, высшая держава будет контролировать, диктовать условия этой державе: мы тебе обеспечим безопасность, но ты будешь продавать нам свой ресурс, а мы уже сами будем разбираться на мировом рынке, как за что продавать. Это нормальное явление.

В моей, то есть в человеческой жизни, если вы будете заниматься правильным бизнесом, то вы всё равно рано или поздно попадёте именно в такую ситуацию, когда к вам придут правильные люди и будут диктовать вам свои условия.

 

— Ну, собственно говоря, это и происходит в сельском хозяйстве. Фермеры же не сами продают на базаре свои продукты. Приходят оптовики, перекупщики и говорят — ты нам продай по такой цене, а дальше мы сами разберёмся.

— Естественно, это нормальное явление. Вот это вот все сказки про справедливость, все страны равные и бла-бла-бла. Это вот, пожалуйста, не со мной обсуждайте, да? То есть, если люди начинают со мной обсуждать такие вещи, я сразу говорю, что я ухожу. Я не хочу вам рассказывать, как оно на самом деле. Люди любят в сказки верить. Но в реалии на самом деле всё очень жёстко происходит.

Например, как происходят переговоры, между большими странами особенно. Каждый выкладывает свои аргументы. Они друг друга где-то в каких-то там местах дополняют, где-то они противостоят друг другу. Ну, очень много сдержек и противовесов. Соответственно, вот так и выстраивается вся эта история. То есть, мы здесь это, а вы вот здесь так. А мы вам можем так, а мы тогда сделаем так. Ну ладно, тогда здесь откатываемся, а вот у нас есть общий интерес, давайте здесь. То есть, на самом деле переговоры происходят так. Сначала договариваются в каких-то второстепенных вещах, где можно договориться, и постепенно подходят к основным.

 

— Это всё очень похоже на бандитские разборки, как в кино показывают.

— Ну это правда, это так. Ну они так всегда идут. А вы что думали, все белые и пушистые? Мир такой, он очень жёсткий.

 

— То есть, «бандитский Петербург», на самом деле, это «бандитская Земля».

— Да, я всегда так говорю. Нет, конечно, люди там ходят, ездят, но вы не путайте, самое главное, например, мидовцев, которые поехали на переговоры, и особенно в рамках каких-то саммитов. Они там что-то сильно переговариваются?

— Нет, ну они там гуляют, это понятно.

— Они едят всё. Они отрабатывают свой хлеб. Им же нужно объяснять, почему они существуют. Мы договариваемся. То есть то, что можно будет договориться там в течение 10-15 минут, они могут растянуть на год. Но каждый преследует свою цель.

— Им надо получить зарплату.

— Правильно. Точно так же, как и спецслужбы мира, так называемых «стран, враждующих друг с другом». Забудьте это. Это самые два любимых врага друг другу и друг друга подкармливают, потому что один без другого не существует.

 

— Ну это естественно, если второго не будет, то зачем нужен первый?

— Кто ему будет платить?

— Разумеется.

— Всё очень просто в этом плане. Просто нужно опять же трезво судить об этом мире и происходящем в нём. Смотреть, кто чего добиваются. Конечно, бизнес всегда пытается пожрать государство, хотя без него не может существовать, тем не менее пытается его уничтожить. И точно так же, государство всегда хочет прижать и приручить бизнес под свой, как говорится, колпак, и друг друга они дополняют, но всё время пытаются друг друга уничтожить.

 

— Единство и борьба противоположностей.

— Да, и так называемая, как бы, третья сила, которая была создана, так называемый независимый суд. Ну, все посмеялись. Даже над английским правом.

— А чём английское право лучше?

— Ну, потому что типа английские суды самые честные в мире.

— Я лично в этом сомневаюсь.

— Да, ну вот видите, как оно есть. Так что в рамках глобальной перестройки мира, ещё раз говорю, и это главная, вот такой фундаментальная вещь: мы от мира процентщиков, то есть, банкиров, уходим в мир оценщиков. Это очень важный момент для понимания, особенно для крупного бизнеса, который, кстати мало что понимает, как такие дела происходят, и совершает неадекватные сделки. Ну, это сложный вопрос. Они не хотят слушать. Ну, то есть, в смысле, они не то что не хотят, они не обращаются за помощью, они не ищут адекватную информацию, обращаясь к тем самым простым способам, то есть агентствам, к которым привыкли, на которые в итоге они спишут все свои неудачи.

 

— Это понятно. Я хочу спросить такую вещь. Вот мир процентщиков — это банки, понятно. А кто олицетворяет мир оценщиков?

— Ну, это будут, скорее всего такие вот глобальные корпорации.

— То есть сейчас их видно и понятно, кто это? Банки-то видны…

— Ну, а почему нет? BlackRock и прочие… Каждый сейчас строит свои подобные. А Вы что думаете, вот этот вот ОТГ — то, что у нас Организация Тюркских Государств. Если убрать всю эту шелуху политическую и идеологическую, то в корне вы увидите ту самую транснациональную компанию.

 

— Ну она как бы не сформирована, как компания?

— Она формируется. Там и фонды есть уже, и деньги катают туда-сюда. Всё нормально.

— Да? Уже есть? Какие?

— Нет, конечно, по сравнению с теми гигантами — это ничто. Это муравей. Его даже не заметят, когда захотят прийти. Но, тем не менее, они должны выстраивать какую-то там из себя сущность, чтобы когда пришёл кто-то большой, суметь ему продаться. Это же так делается. Стартапы вот как делаются? То есть, ты делаешь, делаешь, его наращиваешь, а потом — хлоп! Идёт кто-то большой дяденька. Ты ему: «О, дорого продам!». Будешь бодаться, тебя уничтожат. Ну, то же самое здесь, какая разница?

Нет, есть ещё идеологическая борьба. То есть, это уже на уровне, как говорится, идеи. Там же рядом и существуют религии как способ управления. Там другая борьба идёт. Там вообще за доминирование в мире борьба идёт. То есть, чья идея будет доминировать в мире. И там, конечно, оно выливается в так называемые — ну, это так людям показывается, — выливается в религиозные конфликты.

Что мы сейчас наблюдаем, например, в Сирии? Там зарождается такой конфликт. Он управляемо зарождается, сразу предупреждаю, он управляемо зарождается, конфликт между исламом и христианством. Эту штуку холили и лелеяли долгие десятилетия, придумывали разные типа «пророческие изречения», что это обязательно будет. Людей готовили всё время. Ну, и подводят к этому столкновению.

 

— А смысл?

— Ну, чтобы, например, сейчас США вмешались в конфликт. Завязли там. Желательно, проиграли эту войну. И этим самым овладеть Соединёнными Штатами, как бы, ресурсами. То есть, не самой страной, а вот этой вот сеткой огромной, которая была выстроена в рамках этой «пакс Америка».

 

— Ну, хорошо, если Вы это понимаете, наверное, Штаты это тоже понимают и не должны в это дело влезать?

— Конечно, понимают, а почему пришла эта новая администрация в Соединённых Штатах? И заметьте, она прямо ассоциирует себя с католическим христианством. Именно поэтому это всё не просто так выстраивается сейчас в Сирии. Давление на христиан. Всё же не просто так это делается. Чтобы на этом, на этот крючок поймать Соединённые Штаты туда.

 

— Так я и говорю, они не должны пойматься. Они же понимают, что их хотят поймать. Значит они не должны ловиться.

— Ну вот Вы понимаете? Если вы себя ассоциируете уже с какой-то догмой, то где-то это если происходит, ты не можешь не реагировать, потому что тебя спросят: «А какой же ты сам, грубо говоря, христианин, если там вот режут христиан, а ты их не защищаешь, имея силу?». И что ты должен ответить? Правду, что мне там плевать, мне важно китайцев больше замочить, а то, что я вам рассказывал — это фуфло? Не может же он это сказать. На то он и гегемон, понимаете? 🙂 То есть, это то что есть, тут же надо всегда соответствовать. Вот Вы же правильно свой пример привели в плане бандитских разборок. Это же, как говорится, паханы всегда должны соответствовать статусу пахана.

 

— Вот в своё время Россия вмешивалась в войну в Европе, на стороне Сербии в первой мировой. И проиграла. Собственно, её никто не трогал. Зачем она туда влезала?

— Потому что туда её затягивали принципиально, потому что там нужно было сменить строй, в России.

— Нет, я понимаю. Я хочу сказать, что зачем вот это вот «наших бьют», вот этот вариант такой разводняк, но он всегда работает.

— Ну, но все прекрасно, но не все до конца это могут понять. Вот Вы всё время думаете, что все так хорошо во всём разбираются. Нет, не разбираются.

 

— Хорошо, люди не разбираются, но власти-то должны разбираться?

— Мне порой не с кем поговорить здесь. Вот я вам так отвечу.

— Да. Печально.

— Нет, ну что, это так, мир такой, что-то печально. Надо с юмором всё воспринимать.

 

— Нет, с юмором понятно, что с юмором…

— Чем меньше Вы себя будете отождествлять с какими-то навязанными догмами, тем легче Вам будет жить.

— Ну, догм у меня особых нету. В этом смысле я достаточно свободен.

— Я и говорю. Значит Вам легко.

— В этом смысле, да.

— Ну, так что так.

 

— Понятно. Ну, наверное, пока хватит, потому что получится очень большой текст.

— Ну да. Всё.

— Ну что ж, тогда спасибо!

— Спасибо Вам.